Речь на заседании Первой Государственной Думы - Страница 3

К оглавлению

3

Я знаю, господа народные представители, что нет такой нужды, которая не была бы превзойдена другой, еще большей нуждой. Когда я говорю о нужде казаков, я отлично помню, что на Руси есть многочисленнейшие классы населения, гораздо более богатые горем и бедствиями, чем казаки. Но если бы я мог перенести ваше воображение в мой родной край, то вы увидели бы теперь сухие, бурые степи с достаточным количеством солончаков, песков, оврагов и голых шпилей. Вы увидели бы пустые гумна с повалившимися плетнями. Вы увидели бы убогие хаты, крытые полусгнившей соломой. Вы увидели бы тощую скотину так называемой «тасканской» породы; вы увидели бы полураздетых, беспризорных детей, беспомощных, голодных стариков и старух. Вы узнали бы тупое, беспомощное горе и озлобление жителей моего родного края, озлобление нужды и невежества, которое долго культивировалось и вкоренялось искусственно, так как невежество предполагалось лучшим средством сохранить так называемый воинский казачий дух и, главным образом, девственную преданность начальству. И рассказал бы вам мой согражданин-станичник, как падает и разрушается год от года его хозяйство, как отказывается кормить его скудный клочок родной земли, выпаханной, истощенной и развеянной сухими ветрами. И прибавил бы, что впереди нет никакого просвета, что все источники его когда-то цветущего благосостояния теперь оскудели или исчезли совсем, что задолженность его растет все в больших и больших размерах и жизнестроительство его преисполнено одними безнадежными терзаниями и изнуряющими заботами. А попечительное правительство облагодетельствовало семьи мобилизованных казаков значительным месячным пособием — именно в один рубль, чтобы казаки старались на усмирениях народа!

Сообщалось недавно, что правительство желает облагодетельствовать казаков отобранием войсковых запасных земель, в которых казаки сами до зарезу нуждаются и которые являются запасными только по воле начальства. Конечно, собственность священна только помещичья, ибо донские казаки по опыту знают, что казацкая собственность и не священна, и весьма прикосновенна. В продолжение прошлого, XIX столетия правительство два раза ограбило донских казаков на 3 000 000 десятин, обратив лучшие казацкие земли в достояние господ дворян и чиновников. Теперь, чтобы спасти помещичье землевладение от взволновавшегося крестьянского моря, правительство заставляет казаков караулить помещичьи усадьбы. Но в самую критическую минуту нет ничего невозможного, что правительство преподнесет казакам такой сюрприз, который довершит совершенное их разорение. А пока пусть они занимаются усмирением и оберегают помещичьи усадьбы, купеческие фабрики, заводы, пусть стараются! Пусть озлобляют против себя русский народ, плоть от плоти и кость от кости которого они сами есть. Пусть разоряются их хозяйства там, далеко, па родине. Разве это важно для правительства? Для него гораздо важнее, чтобы казаки не поняли каким-либо образом, что их кровные интересы неразлучны с интересами этого народа, который борется за землю и волю и за свои человеческие права. И вот, чтобы показать нежную заботу о казаке, о целости его имущества, правительство в марте месяце рассылает по станицам секретный циркуляр, в котором сообщает, что тысячи революционеров из внутренних губерний, смежных главным образом, поклялись сжечь все станицы и хутора казачьи, и рекомендует иметь в виду их, для чего и роздало огнестрельное оружие. Провокация действует, что мы видим из получаемых писем и телеграмм как казаков, так и крестьян; в недалеком будущем возможны кровавые столкновения между ними.

Нам небезызвестно, что компетенция нашего молодого парламента в военном вопросе поставлена в самые тесные границы. И, внося наш запрос, мы не имеем твердых упований на удовлетворительный ответ со стороны военного ведомства. Самым прямым путем был бы путь прямого обращения к Державному Вождю русской армии. Но недавний опыт показал, что в такого рода ходатайствах нам закрыт доступ к Монарху. Если же избрать обычный путь по многочисленным инстанциям, то существует весьма основательное опасение, как бы голос нужды, горя, голос народных слез, будучи отражен многократным бюрократическим эхом, в конечный момент не преобразился бы в голос беспредельной преданности, готовой вцепиться в глотку ближнего при первом мановении начальственного перста. Здесь не так давно говорилось нам, что право и справедливость в русской армии покоятся на незыблемых основаниях. Вот мы и хотели убедиться, насколько эти основания незыблемы, во-первых, в области права: применялся ли подлинно закон при мобилизации полков казачьих 2-й и 3-й очереди? Во-вторых, в области справедливости: справедливо ли на одно казачество, разоренное казачество, возлагать тяжелое — и материально, и морально — бремя, тяжелое ярмо полицейско-экзекуционной службы, тогда как вся гвардия и большая часть войск других родов оружия свободна от этой службы? Мы избираем единственный, доступный для нас путь для того, чтобы исполнить долг нашей совести; мы несем нужды нашего края вам, представители русского народа (продолжительные аплодисменты).

Государственная Дума: Стенографические отчеты. — 1906. — Т. II. — С. 1311–1316.

3